22 марта - День памяти Хатынской трагедии

Утерянный рай

Наверное, с вами тоже случалось такое. В солнечный летний день или зимой, когда сыплет снежок, посмотришь вокруг и вдруг ощутишь с предельной ясностью: как же прекрасен этот мир и какое это счастье, что живешь в нем, дышишь этим воздухом…

Жители Хатыни, пока не пришла к ним война, ощущали такие мгновения счастья. Недавно снова побывал в мемориале, созданном на месте погибшей деревни, и впервые задумался именно об этом. Видимо, с возрастом легче заметить и оценить очевидное. Посмотрите, как замечателен кусочек земли, на котором стояла Хатынь! Тут вам и горушки, и луга, и леса со всех сторон. И ельник, и выбежавшие из него березы. Деревня была небольшой, ее улицы названий не имели. Одна главная — вдоль и две поперечные. 26 дворов. Уютный остров в огромном океане жизни. И весь его можно было окинуть одним взглядом. Старое деревенское кладбище тоже вмещалось в этот окоем и было заметно с каждого двора. Оно напоминало о смерти, но это напоминание ничем не угрожало жизни, наоборот — давало ей основу. Так связаны прошлое и настоящее, предки и потомки. И разве кто-нибудь даже в самом страшном сне мог предположить, что естественная связь прервется, придут в уютный уголок невиданные прежде мерзавцы и сделают это страшное вычитание — настоящее исчезнет в огне и страдании, а останется только одно общее на всех кладбище?

Теперь бывшая главная улица деревни выложена серыми, под цвет пепла, плитами. В тех местах, где стояли дома, — 26 символических бетонных нижних венцов срубов и столько же обелисков, напоминающих печные трубы. На них — таблички с именами погибших. А какие большие семьи! Одних только Желобковичей — 25, Яскевичей — 14, Каминских — 12… Всего 149 человек, из них 75 дети. Самому младшему, Толику Яскевичу, было 7 недель.

Торжественное открытие мемориального комплекса «Хатынь» состоялось 5 июля 1969 г. Церемония началась в Минске. На площади Победы собрались представители районов столицы, ветераны Великой Отечественной войны, делегации из союзных республик, городов-побратимов, иностранные гости.  В сопровождении почетного эскорта огонь направился в Хатынь.

Жаворонки подсказали

На днях, накануне очередной годовщины трагедии, заведующая отделом экскурсионно-массовой работы мемориального комплекса «Хатынь» Екатерина Зиброва провела группу корреспондентов «Вечерки» по маршруту, который ей приходится преодолевать практически ежедневно. Она призналась, что за 10 лет работы так и не смогла освободиться от волнения, когда рассказывает о Хатыни. Да и возможно ли это? В современных музеях экскурсанты часто пользуются аудиогидом. Здесь он бесполезен. Нужен живой человеческий голос.

Фотографировать не запрещается, но Екатерина Николаевна просит посетителей, чтобы снимки они делали по окончании экскурсии. Это ведь не тот случай, когда автобус подъезжает к очередной достопримечательности и из него вываливается толпа экскурсантов, которая по привычке начинает щелкать фотоаппаратами налево и направо.

— Будет лучше, если человек сначала все увидит, обдумает, а уже потом сделает снимки, — говорит экскурсовод.

Архитектура комплекса и сейчас удивительно современна.

— Не так давно, — рассказывает Екатерина Николаевна, —  здесь был грузинский политик, и когда я в конце экскурсии отметила, что мемориал открыт в 1969 году, он очень удивился, поскольку посчитал, что это современный проект. Настолько здесь все лаконично и выразительно.

Действительно, памятник — на все времена. Настолько больной теме он посвящен, что авторам просто совесть не позволяла использовать идеологические штампы.

Хотя не все встретили смелый замысел с пониманием. Архитектор Леонид Левин спустя годы вспоминал, что в августе 1969 года авторский коллектив получил распоряжение представить материалы в Москву на соискание Ленинской премии. С произведениями, выдвинутыми на самую престижную в стране награду, знакомилась министр культуры СССР Екатерина Фурцева. Ее реакция на «Хатынь» была категоричной и шокирующей:

— Как? Кто? Почему Москва не знала? Это что за работа? Это же издевательство над искусством! Что скажут потомки, когда увидят такого старика? Оборванного, несчастного… Неужели нельзя было поставить фигуру солдата, спасшего детей? Кто разрешил все это? Здесь и близко нет НАШЕГО искусства! Памятник нужно сносить.

Члены комитета по Ленинским премиям не могли не знать об этой реакции, и все же в апреле 1970 года в ходе тайного голосования из 38 человек, принимавших решение, за «Хатынь» проголосовали 36. Лауреатами премии стали белорусские архитекторы Юрий Градов, Валентин Занкович, Леонид Левин и скульптор Сергей Селиханов.

На этом мемориале все неслучайно и имеет глубокий смысл. Идешь по бывшим улочкам Хатыни, выходишь к скорбному кладбищу 185 белорусских деревень, что погибли вместе с жителями и не возродились (Хатынь — 186-я), стоишь у мемориальной стены, где увековечена память о мучениках концлагерей, созданных фашистами на нашей земле, и каждые 30 секунд слышишь удар колоколов.

«Работа над проектом захватила нас, — вспоминал Леонид Левин, — мы придумали венцы срубов на месте бывших домов, обелиски в виде печных труб, но чего-то не хватало. Заросшее травой поле, свидетель трагедии, хранило мертвую тишину. И вдруг в этой щемящей душу тишине запел жаворонок. Звук, тут должен быть звук!» — так родилась идея колоколов Хатыни.

Каждый, кто побывал здесь, уносит этот звук, эту вибрацию памяти в своем сердце. За весь период существования мемориала его посетили свыше 36,5 миллиона человек. Представители более чем 120 стран мира.

Воспитание памяти

— Наш мемориал будет существовать всегда, — сразу сказал Артур Гарриевич, директор Государственного мемориального комплекса «Хатынь».  — По крайней мере, пока существует наше государство. Потому что тема войны в Беларуси — это очень больная тема. Есть страны, где война может некоторыми людьми восприниматься как некое приключение, но здесь, где люди пережили весь ее ужас, кошмар и кровь, народ понимает, что это не веселые стрелялки в компьютере, это страшно. Поэтому мы очень бережно относимся к памяти о Хатыни, а попытки политизировать эту память (не важно, с какой стороны они предпринимаются) вызывают отторжение. Хотя, безусловно, достаточно открыть Интернет, чтобы убедиться, что хватает недобросовестных исследователей и безответственных авторов комментариев, которые несут бог знает что. Говорить можно разное, но есть истина, которая хорошо исследована. Если в первые годы существования мемориала трагедия Хатыни раскрывалась в общих чертах, то теперь страшный день 22 марта изучен буквально по часам. Да и жив, к счастью, Виктор Андреевич Желобкович, который чудом уцелел в том огне. Он далеко не молод, во время трагедии ему было семь лет, но у него удивительно светлый ум, свежая память. И перед его воспоминаниями все эти инсинуации бессмысленны.

Я всегда подчеркиваю, что Хатынь — уникальный комплекс, и уникальность его в том, что это мемориал, по крайней мере, такого масштаба, посвященный именно мирным людям. Не солдатам, не партизанам… Воин перед смертью может выстрелить и забрать с собою врага, а у безоружного человека совершенно иная ситуация. Отцы и матери погибают вместе с детьми, бабушки — с внуками, молодая мать — с грудным младенцем. Нет ничего страшнее. И поэтому память Хатыни так актуальна сегодня, когда в мире идут ожесточенные войны. Больше всего в них страдает мирное население. И далеко не все понимают это. Однажды посетитель из России задал мне вопрос: а почему люди не оказали карателям сопротивления? Вопрос был задан по элементарному незнанию. Но мне приходилось выслушивать и политизированную позицию на этот счет: мол, белорусы — они такие бесхребетные, добрые, безвольные, куда их ни погонишь — идут. Подпаливай. Приходится разъяснять: с одной стороны — не менее 400 вооруженных до зубов головорезов, с другой — мирные жители, из них большинство женщины и дети. Какое они могут оказать сопротивление? Мне очень нравится выражение: нельзя быть бесстрастным, но надо быть беспристрастным. Вот так и здесь, в Хатыни, нужна страстность, когда мы о ней говорим: пепел Хатыни стучит в наши сердца. А вот беспристрастность необходима, чтобы спокойно, взвешенно и точно объяснять, что, где, когда и как было. Нужен научный подход. К сожалению, не по всем 5 545 сожженным деревням у нас есть достаточно полная информация. На мой взгляд, нам катастрофически не хватает учреждения национального уровня, которое занималось бы исключительно этим вопросом.

— Это должно быть музейное учреждение?

— Нет, это должно быть прежде всего научное учреждение. К стыду нашему, у нас нет такого списка, который я мог бы открыть и прочитать: «Марук Василий Поликарпович, погиб под Москвой в октябре 1941 года. Родился в Минске». Это мой дед. Не надо полной биографии — хотя бы три строчки. Это кропотливая, тяжелая работа. Вот, например, будем проводить перепись населения. Почему бы не ввести пункт: кто из ваших родственников воевал? И еще такой пункт: кто из ваших родственников погиб на войне? Уйдут все ветераны, это неизбежно. И дети войны уйдут. И даже внуки тех, кто воевал. А потом придет кто-нибудь и скажет: ребята, а кто вы такие?

— В Израиле в 1953 году по решению Кнессета был основан Яд ва-Шем — национальный мемориал Катастрофы (Холокоста) и Героизма.

— Совершенно верно. И он включает в себя не только мемориальные объекты, но и научно-исследовательский институт, визуальный центр, библиотеку с архивами, издательство и образовательный центр. Мемориал проводит церемонии памяти, поддерживает посвященные Холокосту исследовательские проекты, подготавливает и координирует симпозиумы, семинары и международные конференции, публикует связанные с Холокостом исследования, мемуары и документы.

***

В День памяти трагедии Хатыни, 22 марта, среди собравшихся в мемориале почти не было свидетелей событий военных лет. Даже тех, кто их видел детскими глазами. Эстафету памяти должно принять новое поколение. И об этом тоже звонят сейчас хатынские колокола.